В 90-м году населенные территории этого района были обследованы этнографической экспедицией Вологодского Педагогического института. Однако тогда Симоно-Воломской пустынью никто не заинтересовался. В одной из работ А.Н. Власова содержится упоминание о том, что в Санкт-Петербурге, находятся материалы фольклорной экспедиции ЛГУ лета 1983 года, где присутствуют некоторые сведения и преп. Симоне Воломском. К сожалению, пока у нас не было возможности воспользоваться этими материалами. Настоящая глава построена на основе записей местных преданий, собранных нами летом 1999 г. в ходе архитектурно-обмерной экспедиции. А также мы приводим здесь записи 90-х годов, предоставленные А.В.Алексеевым.
В ближайших к Воломам жилых деревнях около с. Сараево (40 км к югу) пустынь еще помнят. Помнят церковь действующей, монастырь же связан с легендами. Считается, что ныне существующую Крестовоздвиженскую церковь построил сам Симон в первой четверти XVII века (М.Р. Рыбин. Вологодская обл., Кичгородецкий р-н, с. Сараево. Запись А.Г. 19.07.99.). Это же предание зафиксировано в росписи четверика, где присутствует эта церковь в житийных сюжетах прп. Симона. Изображение довольно условное и схематичное, но достаточно узнаваемо передающее сходство с остатками храма, сохра-нившегося сегодня.Жители близлежащих населенных деревень о самой пустыни говорят не много. Знают, что когда-то монах - Симон "святой" основал на Воломах монастырь. Произносят по разному: Вoлмы, на распев Вoомы, Вoлома, Вoломы или Волoмы. Знают и семейство Толстиковых из села Овсянниково. Именно эту фамилию приводит И.Верюжский. Село и сейчас существует, живут еще и потомки тех крестьян, что в XVII в. убили Симона. Иной раз и сегодня овсянниковцев в народе нет-нет да "убивцами" помянут. Но относятся к ним по-разному. И В.О.Ключевский, и И.Верюжский считают, что Воломские земли были свободны, крестьяне лишь промышляли в этих лесах, но претендовать на них не имели права. И.Верюжский даже оговаривается, что крестьяне, и не могли иметь здесь "никакой надобности" (Верюжский И., свящ. Исторические сказания о жизни святых подвизавшихся в Вологодской епархии, про-славляемых всею Церковью и местночтимых. Вологда, 1880. С.). Однако мест-ные жители придерживаются другой точки зрения. Сараевский школьный учитель и краевед Михаил Ревокатович Рыбин, уроженец деревни Овсянниково, говорит, что Волoмы издавна были овсянниковскими сенокосами, несмотря на расстояние, разделявшее их, и назывались "дальняя ричка" (Сальников А. К храму через Кладовку и Разбойный бор. // Красный Север.За 9 октября 1997 г.). "Границы Овсянниковских владений, сенокосов (они проходили как раз в десяти километрах от Крестовоздвиженской церкви, от Воломской Крестовоздви-женской церкви…) Вот… Это называется Дальняя Ричка. Там речка Шепшенга. Она делает такой, в виде знака вопроса, по карте если посмотреть, течение образует такой, как знак вопроса, и Воломская, старая Воломская до-рога пересекает речку Шепшенгу два раза. Первый раз она пересекает ее у так называемого Воломского мыса. Этот Воломский мыс потому и называется, потому что дорога на Воломы. <…> поднимаешься в горку, в горку… И тут на угоре, по преданию, раньше была скамейка, где Симон Воломский любил отдыхать, вот. Это десять километров от Сараево. От Овсянниково. <…> дальше дорога идет, значит, идет до речки Кладовки. Вот, первая речка, правый приток Шепшенги - речка Кладовка. Название Кладовка образовано от легенды, что там разбойники зарывали клад. Грабили паломников, которые ходили к Симону молиться туда, на Воломы. Так они их по дороге поджидали, грабили. Там у Кладовки есть место, лес, который называется Разбойный Бор. В этом Разбойном Бору были разбойники, они грабили паломников и на берегу этой речки зарывали. Поэтому речка называется Кладовка. Вот, Кладовку дальше перейдешь, на половине расстояния между Овсянниково и Вoлмами, речка Половина называется. Потому что половина расстояния. Половину речку переходишь - начинается Пирожный Бор. Потому что тут обычно обедали. Половину расстояния прошли, пирожки достали, поели и дальше. Поэтому называется Пирожный Бор. Да, и дальше дорога идет, вот, на эту самую Дальнюю Ричку. Или вот эти Верховья речки Шепшенги. Вот это были Овсянниковские, значит, сенокосы. Вот, а по грамоте, которую выдали Симону Воломскому - десять километров во все стороны от церкви - как раз эти сенокосы, как раз входят в эти границы. Вот, видимо из-за этого и были ссоры, по легенде то, так рассказывают" (М.Р. Рыбин. Вологодская обл., Кичгородецкий р-н, с. Сараево. Запись А.Г. 19.07.99.). "Далековато? Тридцать километров - нормально, ничего. Тогда ведь народу много здесь жило, сенокосы все были распределены, и не дай Бог, на чужое место кто залезет - беда, народ у нас горячий…" (Слова М.Р. Рыбина. Сальников А. К храму через Кладовку и Разбойный бор. // Красный Север. 9 октября 1997 г.). Свое отношение к событиям XVII века окрестные жители выражают в личной интерпретации биографии святого. Одно из сохранившихся преданий наиболее интересно для нас. Оно рассказывает о том, что преп. Симон был "посланником" царя (Петра I). "Он был, значит, у него служил и очень отличился своей храбростью, хитростью, ловкостью, умением все… этот Симон. И ему он дал надел. Вот, иди, выбирай, какое тебе место понравится, твое и будет. Он ехал по реке Сухоне, и понравилось ему это место. Значит, Вoлома назвал. Он поставил церковь. Расселился, значит, нанимал работников, - работали. И вздумали сараевские мужики его угробить, и то он возьмет ихна сенокосы по реке Кичменга. И его убили. Убили. Их святая Церковь прокляла. И это все не может разжиться (получить прощение, обрести благополучие (прим. автора)). деревня. <…> Овсянниково. Овсянниковские мужики его убили. <…> Многие ходили в церков молиться. Молились и из нашей деревни ходили, женщины ходили, и вот Клавдия Николаевна ходила. Ходили ещо мужчины. Дак, значит, один молился, только не за святого молился Симона, а молился ужо: Царь, прости ему, что он много грешил, много земли хотел захватить, вот и свою, значит, голову положил на плаху. Просто его убили за сенокосы. За большой удел. Потому что вся Кичменга-река были сенокосы овсянниковские наши, светицкие наши. <…> Вот, наши не задели. Наши были мужики слабее, и умом, значит, лучше. Что от царя посланник, - можно его задевать? А овсянниковские мужики застегнули" (Вологодская обл., Кичгородецкий р-н. Запись А.В.Алексеева, 1990 г.). Несмотря на очевидное расхождение этого предания с текстом жития, некоторые моменты в контексте частной интерпретации биографии святого могли появиться небезосновательно. Так, например, в предании подчеркивается, что название месту дал прп. Симон: "Вoлома назвал". Житие же рассказывает нам, что преп. Симона привел на берега Кичменги устюжский поселянин Антоний. "…начаст преподобный Симон ко прашивати Антония а таковом месте, где бы ему уединитися от человек. Антоний же поведа ему место завомое - Вoлмы. На реке Кичменге, отстояние имея от реки Сухоны и от веси Стреленския поприщ 20, и множае. А от другую страну отстояния имать вниз по речке Кичменге 25 поприщ до веси Сараевския. Окрест же прилежаше места того леса пустыя, блата, и мхи, и чащи непроходимыя" (Приложение 1, С.5-6, (Л. 16об). В свою очередь Воломские леса дали позже имя и монастырю. О местных названиях информаторы придерживаются определенного мнения: "Вот, тут ведь все болота называются Чистые. Или почти все. Там чаще всего болота Чистые. Речки все - Горовихи. А тут вот такие: есть речка Загвозка, например, тоже вот почти на дороге, немножко… Немножко… Не Кладовка, а чуть повыше. Это левый приток от Шепшенги. Вот Загвоздка, тоже очень много интересных легенд. Почему Загвозка называется? А Бог его знает, почему. Загвозка. Как у нас говорят, что там убило женщину молнией во время сенокоса. Говорят, что там, в общем, всякие эти, бесы путали, водят людей, с дороги так. Понимаете, какие интересные всякие легенды. Откуда название? Придумают название" (М.Р. Рыбин. Вологодская обл., Кичгородецкий р-н, с. Сараево. Запись А.Г. 19.07.99.). Далее, в данном предании появляется отношение к прп. Симону не как к святому, а наоборот, как к грешнику, что мы видим из слов молитвы: "Царь, прости ему, что он много грешил, много земли хотел захватить". Здесь Симон выступает в качестве захватчика, которому справедливо воздали по заслугам. Один небольшой нюанс смущает рассказчика: "Что от царя посланник, - можно его задевать?" Интересно это двойственное отношение к тем, кто остался непричастен к убийству Симона. С одной стороны, они показали себя умными - против царского посланника не пошли. С другой стороны их обвиняют в некоторой трусости: получилось, что они "слабее", побоялись. Мы видим, что, несмотря на то, прп. Симон уже давно известен и прославился как святой, среди местного населения живы крестьянские представления того времени. То есть негативное отношение к основателю монастыря, о котором говорит В.О.Ключевский, в данном предании представлено на лицо. И что важно, в данном случае мы можем увидеть произошедшее событие не глазами агиографа, бывшего на стороне прп. Симона, а глазами крестьян, тех, кто не участвовал непосредственно, но явно оправдывал виновных (или, по крайней мере, относился к их действиям с пониманием). Почитание преп. Симона оформилось на определенной, ограниченной территории, где еще сохранились воспоминания о давних владельческих правах крестьян, живших здесь в начале XVII в. Для людей, считавших себя или своих предков имевшими все права на данные земли, Симон и по сей день остается захватчиком. Не смотря на то, что эти же люди, безусловно, признают его святость. Интересно такое сочетание.Подобная интерпретация событий встречается не часто. Более распространенный вариант наполнен уважением к святому. Вспоминают преподобного с любовью, употребляя в рассказе уменьшительноласкательные слова: "Сходил он в часовенку", "стал на коленочки", а про сенокосы и не упоминают, по-своему объясняя обиду овсянниковцев: "Вот он стал строить часовенку, дак, стал устраиваться. Из Овсянниково там мужики ловили птиц. Делали - склубцы (слопцы. (прим. автора), называется, значит, поставят такой какой-то - одна бревешка, птица зайдет, уронит подпору, и ее пришибет. Оне, значить, решили, что его надо, от него надо избавиться. Он тут народ придет, дак, все это у них нарушит тут ведь. Взяли его да убили. Эти, фамилия Толстиковы" (А.Н. Милашич, 1925 г.р., Вологодская обл., Кичгородецкий р-н, д. Баклановская Мельница. Запись А.Г. 31.07.99.). Рассказчик не осуждает убийц прп. Симона, скорее лишь констатируя факт, не проявляя при этом свое отношение к давним событиям через само повествование. "Вот, говорят: - "Мы тебя убьем." Они предупредили, что мы тебя убьем. "Ладно", - говорит. <…> Вот. "Давай, ладно, посидите. Я схожу в часовенку - помолюсь. За вас Бога попрошу греха, чтобы на вас не было. И бейте." Сходил он в часовенку. Они, значить это, стали бить его. Он пришел, стал на коленочки, и они его убили. <…> А больше я тут ничего не знаю. Народ-то церковь строить, да на Вомы эти стали поселяться. Вот Мартыниха. Макеиха. Покровка, Зимняк, Погост, Золотарь, Дор… Стали люди ти… Уж после и Симона. А на Вомы-ти, я уж помню, мне 74 года, дак, вот по-за реки-то поедут на Вздвиженье. Вздвиженье-то 27 сентября. Туда поедут. Кто пешком пойдет. Кто на лошадях поедут Богу молиться. Симонова память, да Воздвижение Честнаго Животворящего Креста Господня - назывался праздник. Вот, и поедут туда молиться" (А.Н. Милашич). В ответ на прямой вопрос, осуждали ли в деревне убийц прп. Симона, рассказчик задумался: "Да, так, кто тогда знал? Не знаю, они тогда ведь, осуждали ли, нет ли. Они, наверно, не сказывали сначала-то, потом уж, наверно, умерли. Толстиковы - это, порода Манькина" (А.Н. Милашич, 1925 г.р., Вологодская обл., Кичгородецкий р-н, д. Баклановская Мельница. Запись А.Г. 31.07.99.). Но чаще рассказывают, что овсянниковцы совершили убийство из зависти. И это предание уже включает в себя некое возмездие: "Убила семья завидущая, которой потом счастья не было. 3 года все поля градом выбивало вокруг Овсянникова" (А.П. Дурягина, 1910 г.р., Вологодская обл., г. Кичменгский Городок, ул. Заречная, д112.). Опять же - "не могли разжиться" (Вологодская обл., Кичгородецкий р-н. Запись А.В.Алексеева, 1990 г.). "Кровь святого мученика обагрила и напитала землю. Она так запеклась, что превратилась в камень. На крови мученика, на "сем камне" ныне созидалась Воломская обитель" (Мартюков А.А. Пустынник Симон - Воломский чудотворец. / Советская мысль. №107. 20.07.99.). "Когда Симона убивали, то его жгли железом, резали, а он говорил, что вы ничего со мной не сделаете. Когда он решил, что уже пора, он сказал, что пусть дадут воды попить, тогда он умрет. Он попил воды, и они отрубили ему голову" (И.Н. Вопиловский, 1927 г.р., г. Великий Устюг, рассказ записан А.А. Мартюковым.). О кончине прп. Симона существует еще предание, что убийцы бросили голову прп. Симона в излучину Кичменги. Хотели утопить главу мученика, но она никак не тонула. Убийцы же в этот момент ослепли. Испугавшись, они тут же принесли покаяние, и по молитвам прп. Симона были исцелены. А излучина или же по-другому "курья", напротив которой сейчас стоит Крестовоздвиженский храм, получила название "Симоновой" (А. Кубасов, ~1965 г.р., Вологодская обл., Устюжский р-он, п. Полдарс. Запись А.Г. 25.07.99.). Во время молебнов, на этом месте освящали воду. А сейчас считается, что вода, взятая из Симоновой курьи, и постоявшая недолго на могиле преподобного, становится святой, целебной, и сохраняется в течение всего года (М.Р. Рыбин. Вологодская обл., Кичгородецкий р-н, с. Сараево. Запись А.Г. 19.07.99.). В преданиях появляются интересные подробности и дополнения, о которых Житие не упомянуло. Многие сейчас уже и не знают истории прп. Симона, но скамеечку его, упоминание которой уже проскочило в словах школьного учителя, помнят почти все из информаторов. "Отдыхал он… я знаю, где он отдыхал. Заходим в лес, это, по груздья, теперь уж не хожу, много годов, дак, знаю где. Была еще у него сиденьица, была шкатулка сделана, чтоб молебные шли, дак, денюжку положат, дурак какой-нибудь разрушит - там возьмет пять, десять копеек. <…> Если сюда, дак, этой дорогой через мельницу, на ричку, эдак там есть просека, Симон тут сидел, отдыхал, считал, что половина пути от Волом до Сараево. Вот сидит тут кусочек съест хлебушка, чего у него есть. Тут и была сделана, этот… денежки, шкатулка. Денежки, кто идет, дак, бросит, дак. Копеечку, пятачок, а какой-нибудь не этот, безбожник пойдет - разорит дак эту шкатулочку" (А.Н. Милашич, 1925 г.р., Вологодская обл., Кичгородецкий р-н, д. Баклановская Мельница. Запись А.Г. 31.07.99.). Бывает, что рассказчики путают, считая это место местом убиения прп. Си-мона. Возможно, потому, что и здесь мы встречаем дерево. "Ходили на охо-ту мы, значить. …..А мы туда, за ним. Елочка….маленько. Заветный крест стоял. [На елке?] Да. [Он к елке был прибит?] Да, к елке. И чего еще? Ну, типа лавочки там было <…> типа банки было сделано. Чтобы, знаешь, там… [С прорезью, да? Для монет.] Да. Щас столб там не найти…. Вот мужики рассказывали, вот на этом месте его убили. <…> Говорят - тут убили его. Потом принесли они его туда. Я говорю, какая-то надпись была на дереве-то. Я что-то не запомнил" (С.В. Васин, Волог. обл., Кичгородецкий р-н, д. Бакланово. Запись А.Г. 31.07.99.). "Сам-то ведь я не доезжал-то ведь никогда. И жителей почти не знаю никого. [А про самого Симона, может быть, что слышали?] Нет. Не слышал. Я знаю, что вот его убили. У креста. Он, когда… паломник был. Овсянниковские мужики его. Из-за пустяка, что ли? Пограбить или… хотели, что ли?… [Не знаете, почему?] Ничего не знаю. Ничего сказать не могу. Я еще ведь молод был. Вот эта дорога была ведь через… в Устюг, через Волмы. Вот, а я так этой дорогой не бывал. <…> Как-то тракт этот назывался. Не помню, как он назывался. Этот тракт. Вот и шел туда, в охотку ?.. крест… крест, где убили этого Симона. Там крест, стоял крест. Скамеечка была, дак. <…> вот как возили, по лесовозной. Старая… старая лесовозная дорога… <…> Дорога-то там ведь пересекает Вычу, потом Кладовку, потом Половину, и потом выходит на Дальнюю Речку. На Шепшенгу" (А.Д. Дюрягин, 1924 г. р. Волог. обл., Кичгородецкий р-н, д. Баклановская Мельница. Запись А.Г. 31.07.99.). Интересно, что место убиения прп. Симона где-то на лесной дороге указывает не один рассказчик. "Симона убили, после поставили столбик и клали туда денежки" (А.П. Дурягина, 1910 г.р., Вологодская обл., г. Кичменгский Городок, ул. Заречная, д112.). Это несомненно было путаницей. Скорее всего, действительно была монастырская шкатулка - банка с прорезью для монет, где-то на дороге к пустыни. Возможно, была и скамеечка для отдыха, какие и сейчас встречаются на лежневке. О месте же смерти прп. Симона достовернее рассказывает Житие, так как оно было записано еще в XVII веке. Трансформация местных преданий в конкретном случае могла возникнуть из-за дерева.Как говорилось во второй главе, предание о березе появляется в Житии уже в начале XVIII в., а возможно даже и раньше, если признать, что дерево, изображенное на миниатюре к. XVII в. подразумевает именно березу, выросшую на месте убиения прп. Симона около его кельи. Так или иначе, но само дерево существовало. Фактически оно дожило до наших дней. В нескольких метрах на юго-восток от алтаря действительно росла береза. Погибла она совсем недавно в конце 80-х годов XX столетия. Начала гнить береза и остался пень от нее. Но целебные свойства не исчезли, и вера в Симонову березу в народе не ослабла. Сейчас, на ее месте растет молодая березка, посаженная в1996 г. экспедицией краеведческого Кичгородецкого музея, под руково-дством свящ. Сергия Колчеева - настоятеля Казанского храма г. Никольска.По преданию береза считалась целебной. "И вот, где он… его убили, березка выросла. Говорят, что у нее были, значить, середина листочка красненькая. Вот, и дак уже потом был один пенек. Говорят, что зубы заболят, погложешь этот пенек, и зубы как рукой снимет. Не заболят" (А.Н. Милашич, 1925 г.р., Вологодская обл., Кичгородецкий р-н, д. Баклановская Мельница. Запись А.Г. 31.07.99.). "Старики рассказывали, слышал как богомольцы приходили к березе, где умер святой Симон. Люди прикладывались головами, весной брали сок березы, пили и умывались им" (И.Н. Вопиловский, 1927 г.р., г. Великий Устюг, рассказ записан А.А. Мартюковым.). О том, что листочки березы были красные, есть даже подтверждение очевидца: "1928 год был, когда ходила на Воломы молиться. Показывали березку, у которой на листьях после гибели Симона появились красные пятна" (А.П. Дурягина, 1910 г.р., Вологодская обл., г. Кичменгский Городок, ул. Заречная, д112.). Местное почитание любого святого на Руси обычно сопровождалось возникновением вокруг его имени множества устных рассказов легендарного характера, слухов, толков в народной среде. Под действием этих рассказов появлялись какие-то дополнительные черты в его биографии и даже изменились изначальные его дарования. Такое происходило часто и не только в данном случае. То есть, к примеру, если изначально некий святой исцелял болезни, считался целителем, а позже, в результате возникновения новых преданий, он уже выступал как предсказатель, появляясь в жизни людей на-кануне каких-то событий, предупреждая заранее о грозящем. В таком случае его роль уже связывали с пророчествами. Так, например, Прокопий Устюжский на ранних этапах его почитания выступает как чудесный заступник города от военного нападения и как исцелитель от болезней, но уже к середине XVII в. в Житии Прокопия появляется вставка, где он выступает в роли предсказателя будущего урожая. В поздней версии Жития св. Прокопий уже появляется в Устюге с кочергами. Затем, местные жители встречали его, бегающим по городу и размахивающим ими (Верюжский И., свящ. Исторические сказания о жизни святых подвизавшихся в Вологодской епархии, прославляемых всею Церковью и местночтимых. Вологда, 1880. С.66,68.). "Иного же ничто же имеяше и себе, токмо три кочерги в левой руце своей ношаше. Мнози же человеце во граде Велицем Устюзе, пророчеству и безмерному терпению Блаженнаго Прокопия дивляхуся выну. И внегда убо кочерги святаго простерты главами впрямь, тогда изобилие велие того лета бывает хлебу, и всяким иным земным плодам пространство велие являюще. А егда кочерги его бывают непростерты главами вверх, и тогда хлебныя скудость является и иным всяким земным плодом непространство и скудость велия бывает". (Житие прп. Прокопия Устюжского. СПб., 1893. С.57-58) (Власов А.Н. Устюжская литература XVI-XVII вв. Историко-литературный аспект. Сыктывкар, 1995. С.162-163.). А.Н.Власов считает, что эта новая "роль" становится основной. Такое мнение возникает, возможно, еще и по-тому, что, прежде чем присутствие кочерги стало определенным символом, и непосредственно в тексте жития появилась новая вставка, повествующая об этом, новый характерный жест Прокопия ранее оформился в иконографии. (Там же, С.163.) В самых ранних известных источниках о Прокопии Устюжском середины XVI- начала XVII вв. о кочергах нет никаких свидетельств. Ничего не сказано и в Строгановском иконописном подлиннике конца XVI - начала XVII вв(Строгановский иконописный подлинник к. XVI - нач. XVII вв. М., 1869. С.94.). Но изображение кочерги на иконах в это время уже встречаются.У прп. Симона Воломского мы наблюдаем похожую ситуацию. Кроме целителя болезней Симон Воломский со временем становится хранителем домашнего очага и покровителем домашнего скота, что характерно для крестьянского быта. Мы можем видеть это из чуда 13 "О заблуждьшем монастырьском скоте", где рассказывается о возвращении заблудившегося скота при помощи таинственного медведя, по молитвам прп. Симону (См. главу 2) (Приложение 1, С.15-16, (Л.47об-50об)). Подобное чудо, но уже более реальное, встречается и в поздних местных преданиях: "Каждую весну мужики и бабы, дети ходили восстанавливать осек вокруг деревни для скотины. Старики обходили осек с молитвой, просили, чтобы ни зверь и лихой человек не повредил скотину. Медведей в наших местах было много. Так вот бывали случаи, когда медведи ходили по осеку и не трогали скотину, если можно так сказать паслись вместе со скоти-ной" (И.Н. Вопиловский, 1927 г.р., г. Великий Устюг, рассказ записан А.А. Мартюковым.). Также неурожаи и появление нищих приписывают тому, что закрыли церковь (М.Р. Рыбин. Вологодская обл., Кичгородецкий р-н, с. Сараево. Запись А.Г. 19.07.99.). А А.Н. Власов в статье "Идейно-стилистическое своеобразие устюжских и сольвычегодских житий XVII в." приводит материал, собранный в результате фольклорной экспедиции ЛГУ в Великоустюжский р-н Вологодской области лета 1983 года. Тогда были получены небезынтересные сведения, что в крестьянской среде устюжского населения до сих пор сохранились предания, повествующие о том, что в некоторых домах долгое время хранились личные вещи святого, которые служили в качестве "оберега" для их жителей (Власов А.Н. Идейно-стилистическое своеобразие устюжских и сольвычегодских житий XVII в. // Стиль и время: Развитие реалистического повествования: Межвузовский сборник научных трудов. Сыктывкар, 1985. С.23.). Образ Симона Воломского близок простому народу. Это видно и из Жития, где внимание агиографа сосредоточено на изображении святого в бытовых ситуациях. Как отмечают исследователи, Житие Симона Воломского в известной мере представляет собой бытовую повесть о судьбе обыкновенного человека, в которой идеализируется "средний человек" (Власов А.Н. Идейно-стилистическое своеобразие устюжских и сольвычегодских житий XVII в. // Стиль и время: Развитие реалистического повествования: Межвузовский сборник научных трудов. Сыктывкар, 1985. С.24.). А что рассказывает нам предание о жизни преподобного? Что пришел он "От Москвы ли откуда, или он из каких мест пришел. <…> Он вот шел сначала по Югу, потом дошел, вот, в Городке до Кичменги и пошел Кичменгой, по Кичменге. Вот по Кичменге-то дошел. Тут ему место-то понравилося. Он поосновался. Ну, наверное, сперва шалашик сделал какой-то, дак. Срубил, наверное, какую-нибудь. К нему тоже эти, верующие ти старики подошли, дак. И его и убили" (А.Н. Милашич, 1925 г.р., Вологодская обл., Кичгородецкий р-н, д. Баклановская Мельница. Запись А.Г. 31.07.99.). Рассказывает нам предание, что "Симон был портной. И ходил в Сараево и Овсянниково работать. Держал корову и лошадку, кормил с руки медведя. Перегородил ключик, стояли корова с лошадью. 30 км от Овсянникова до Волом. <…> Был дворик и избушка. Тут был ключик, разгорожено напополам, колосники сверху накладены и скотина через отверстие сено таскала" (А.П. Дурягина, 1910 г.р., Вологодская обл., г. Кичменгский Городок, ул. Заречная, д112.). Все просто. Обыкновенный человек. Пришел, шалашик построил. После лошадку, корову держал. Дворик был и избушка. Разве что медведя с руки кормил, о чем в Житии не сказано. Скорее всего, здесь информатор связывает прп. Симона с общерусским и наиболее известным простому народу святым - прп. Сергием Радонежским, в житии которого мы встречаем сходный эпизод. В Житии прп. Симона Воломского, напротив, повествование сопровождается постоянным обращением агиографа к обыкновенным мирским, а не исключительным подвигам Симона: "И нача жити ту во многих трудех, и подвизех, лесы посекая, и землю очищая, к насеянию плодов земных, и хождаше во окретныя места и веси, и у христолюбивых людей прошаше себе на препитание, отиде в потребных и к насея//нию земных, и колико кто что подаваше ему. Он же нача мотыкою на том месте землю копати, и ту потребная насеваше, и елико ему Бог подаваше, тем питашеся от своих потов и праведных трудов" (Приложение 1, С.6-7, (Л.19об-20). Таким образом, в этом произведении создается облик трудолюбивого и не отмеченного никакими прижизненными чудесами человека. А.Н.Власов предлагает даже поставить Симона Воломского в один ряд с такими героями агиографических повестей как Ульяния Осорьина, Марфа и Мария, появившихся в литературе XVII века. Д.С.Лихачев рассматривал факт появления в древнерусской агиографии героев подобного типа как свидетельство формирования нового художественного обобщения, в котором проявились наряду со средневековыми принципами идеализации черты нарождающегося бытовизма (Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. 2-е изд. М., 1970. С.105.). Однако прп. Симон все же не простой человек. Уже одно то, что он монах и основатель монастыря, ставит его в некое особое положение, не говоря уже о том, что прп. Симон является также мучеником. Д.С.Лихачев отмечал, что эта тенденция прославления повседневного быта в литературе XVII века устанавливается повсюду (Лихачев Д.С. XVII век в русской литературе. // XVII век в мировом литературном развитии. М., 1969. С.305.). И особенно ярко это проявляется в Устюжских житийных памятниках (Власов А.Н. Идейно-стилистическое своеобразие устюжских и сольвычегодских житий XVII в. // Стиль и время: Развитие реалистического повествования: Межвузовский сборник научных трудов. Сыктывкар, 1985. С.24.). Список чудес прп. Симона и сегодня продолжает расти. Появляются новые предания. Неординарные события происходят не с мифическими персонажами, а с реальными лицами, живущими сейчас своей повседневной жизнью. Так сараевский школьный учитель рассказывал, как исцелилась его родная тетка. "Она до 13 лет не ходила. Во сне ей было явление. Она просила родных сносить, свозить ее к Св. Симону. Что и было исполнено. После этого потихоньку она начала ходить. После она каждый год сама ходила на поклонение ко гробнице преподобного" (Мартюков А.А. Пустынник Симон - Воломский чудотворец. / Советская мысль. №107. 20.07.99.). Сами Воломы связывают со всем необычным. Охотники, появляющиеся на Воломах, остающиеся там ночевать рассказывают странные истории, происходившие с ними. О том, как при безветрии дергается запертая дверь, при этом собаки продолжают спокойно лежать (С.В. Васин, Волог. обл., Кичгородецкий р-н, д. Бакланово. Запись А.Г. 31.07.99.), о волнах на Кичменге, и многое другое. "Недаром Симон выбрал наше место оно какое-то особенное, какие-то столбы воды вырываются из реки с оглушительным взрывом, то лес в полном безветрии заволнуется, зашумит и это волнение и после переходит с места на место, я сам был свидетелем, при мне гладь воды не шелохнется. <…> Другой случай произошел с дядей Дроном, тогда по реке ездили на долбленках с шестом, лодки были красивые, легкие и назывались "стружок". Дядя переплыл через реку и лег на бережок отдохнуть. Вдруг, через некоторое время, громкий удар по воде, взметнулся столб воды, и лодка была выброшена на берег" (И.Н. Вопиловский, 1927 г.р., г. Великий Устюг, рассказ записан А.А. Мартюковым.). Рассказы людей, родившихся и выросших на Воломах, не всегда проникнуты суеверным страхом. Скорее, наоборот: "Наши места были легкого духа, это чувствовалось многими людьми, особенно приезжими. Кто приезжал говорили: у вас, как-то особенно хорошо. Недаром бого-мольцы приходили на праздник со всех сторон. Во время войны экспедиции работали, искали нефть" (И.Н. Вопиловский, 1927 г.р., г. Великий Устюг, рассказ записан А.А. Мартюковым.). Несмотря на то, что почитание прп. Симона было в основном местным, предания о всевозможных исцелениях от его мощей разошлись по разным и достаточно отдаленным местам. Характерным примером здесь может служить рассказ этого же информатора, родившегося на Воломах: "После войны меня еще оставили в армии, и я попал на Украину. В Ровенской области в селе Горынь я разговорился с местным жителем. Один из них сказал, что мой говор Северный. Я объяснил, что родом из Вологодской области. Он обрадовался и сказал, что его отец очень верующий человек ходил пешком туда к некоему святому Симону Воломскому. Тут уж я удивился и обрадовался: "Так я оттуда и есть". Оказалось, что его отец заболел какой-то трясучей болезнию и дал обет сходить к Симону Воломскому, о ком слышал, и об его исцелениях. С ним пошли с Ровенской области еще три-четыре человека. Тогда я понял, что это не простой был человек раз его за три девять земель почитают" (И.Н. Вопиловский, 1927 г.р., г. Великий Устюг, рассказ записан А.А. Мартюковым.). Не только рассказы об исцелениях мы находим в преданиях. Рассказывают, что перед революцией в Великом Устюге жила юродивая Анна Кондратьевна из села Морозовицы. Ее судьбу местные жители связывают непосредственно с почитанием Симона Воломского. "Родные отпустили в село Воломо к блаженному Симону. Вернулась юродивой, стала жить на паперти" (Сизов М. Китеж-град на Сухоне: Дневник паломника. // Вера. Еженедельник Коми ССР. 1991 г., №45, Вып.2) . В преданиях о Симоне Воломском для нас интересны так же воспоминания о том, как выглядели Воломы до закрытия церкви. В местных статьях журналисты и краеведы о ликвидации прихода говорят лишь - "вскоре после революции" (Сальников А. Тропой Симона Воломского. // Благовестник: Вологодская епархиальная газета. 1997 г., №7-8 (27-28).), не уточняя дату происшедшего события. В рассказах же информаторов, собранных нами, трижды встречается фактически одна и та же дата - 33-34 год. Говорят по-разному: "в 33", "в 34" и "около 34 года". Колхоз же на Воломах был организован уже в 1936 году. "Долго мы жили единолично, никто не хотел вступать в колхоз, только после 1936 года заставили" (И.Н. Вопиловский, 1927 г.р., г. Великий Устюг, рассказ записан А.А. Мартюковым.). О внешнем же виде церкви узнаем, что в 1928 го-ду "Церковь на Воломах была каменная, большая. 2 церкви" (А.П. Дурягина, 1910 г.р., Вологодская обл., г. Кичменгский Городок, ул. Заречная, д112.). Скорее, всего, здесь имеется в виду предел Крестовоздвиженской церкви, о котором речь пойдет ниже, в 5 главе. Информатор, родившийся на Воломах, рассказывает, что "Церковь была с оградой, на одном из углов была часовня, где преподобный поставил свою первую часовню. На берегу рядом с храмом стоял крашенный амбар из некрупных бревен, говорили, что его срубил сам старец Симон. <…> Церковь закрыли около 34 года. Помню, как сбрасывали колокола, большой упал и с него отвалился кусок. На колокольне был шпиль, и говорили, что со шпиля видно было 5 церквей" (И.Н. Вопиловский, 1927 г.р., г. Великий Устюг, рассказ записан А.А. Мартюковым.). О колоколах рассказывают также, что их спрятали в омут на Кичменге, где-то рядом с Симоновой курьей (А. Кубасов, ~1965 г.р., Вологодская обл., Устюжский р-он, п. Полдарс. Запись А.Г. 25.07.99.). Сохранились и предания о последующей судьбе монастыря. В Житии Симона Воломского нет пророчеств, как в житиях других северорусских святых, например, Александра Ошевенского или Кирилла Челмогорского. Но Симоно-Воломская пустынь разрушена, а на миниатюре, открывающей Житие XVII века в свитке, что держит в руках преподобный, читаем: "Братия моя аще угодна дела моя Богу то и обитель моя не оскудеет". Значит, монастырь должен быть восстановлен рано или поздно, и то, что упустил агиограф, сохранило предание. "Святой преподобномученик Симон Воломский своим чадам предрекал, что по прошествии времени жизнь на Волмах расстроится и умрет. Но затем по прошествии времени обитель возродится, жизнь вернется и даже будет целый город. Первая часть уже исполнилась" (Мартюков А.А. Пустынник Симон - Воломский чудотворец. / Советская мысль. №107. 20.07.99.). "Симон предсказал, что жизнь на Воломах разрушится, а потом оживет и здесь будет целый город" (И.Н. Вопиловский, 1927 г.р., г. Великий Устюг, рассказ записан А.А. Мартюковым.). На 25 июля - день памяти прп. Симона, приходят на Воломы и богомольцы из села Полдарс, куда переселили воломцев, из Устюга, приезжают из Вологды, из Архангельска. И считается до сих пор, что "тем, кто посетит эти места", "сорок грехов прощается. Да, прощается. Это бабушки у нас говорят. Это предание наше, устюжское. <…> По молитвам Симона Воломского сорок грехов прощается" (Н.Шерстянкина, г. В. Устюг. Запись А.Г. 25.07.99). На сегодняшний день пока это все предания, что удалось собрать. Мы видим, что большинство из них не только отражают народные представления, но и во многом дополняют житийное повествование. Так в житийных списках начиная с XVIII века появляется предание о березе, а некоторые подробности (например, фамилия Толстиковых) вошли даже в поздние печатные редакции. Нам удалось также проследить интересный феномен сосуществования местного поклонения святому с сохранившейся до сегодняшнего дня обидой на него. Приведенные в этой главе нюансы и дополнения, несомненно, помогут в дальнейшей работе над историей обители. А сохранившиеся воспоминания очевидцев, позволят составить наиболее полное представление о том, как выглядела Крестовоздвиженская церковь в традиционной культурно-исторической среде в начале XX в.www.volomy.ru