А. А. Архипов
УЗНИК № 63211 R
Александр Александрович Архипов (1902-1973 гг.) - уроженец Тотьмы. До войны окончил школу землеустроителей. Работал в разных районах Вологодской и Архангельской областей. В 1941 году из Кубеноозерского района был мобилизован и отправлен из Череповца на фронт под Ленинград, где и попал в плен. В родной город вернулся только в 1947 году, работал в районном земельном отделе землеустроителем до выхода на пенсию в 1962 году.
Публикуемые воспоминания были написаны Александром Александровичем Архиповым после возвращения из плена в 1947 году. Долгое время они хранились в семье Архиповых. Обнаружены были случайно сотрудником музея Александрой Александровной Шиховой при просмотре фотографий в доме Нинели Григорьевны Жуковой, дочери автора воспоминаний. Она не сразу решилась передать тетрадь с рукописью своего отца, потому что и раньше предпринимались попытки опубликовать дневник, но они не увенчались успехом. Лишь в 1998 году воспоминания узника Дахау поступили на хранение в архив Тотемского краеведческого музея.
Воспоминания А. А. Архипова подготовил к публикации
М. Д. Рябков.
В начале февраля 1943 года лазарет облетела радостная весть о разгроме немцев под Сталинградом. Группа из восьми человек, среди них был и я, стала готовиться к побегу. Все было готово, но рано утром, в день, назначенный для побега, нас всех забрали, повели на станцию Сиверскую, посадили в вагон и повезли в Эстонию.
Лагерь Тапа в Эстонии
Лагерь военнопленных, куда нас привезли, был громадный. Пленные работали на строительстве железной дороги и грузили в вагоны снаряды. В этом лагере меня не покидала мечта о побеге, о возвращении на Родину.
Я изъявил желание возить из леса дрова, для чего была выделена лошадь и назначен конвоир - пожилой немец. Так я стал возчиком дров. На пятый день работы решил бежать. Когда приехали в лес, то вместе с конвоиром стали собирать малину. Затем я попросил у конвоира разрешения оправиться. Отошел за куст, а потом бросился бежать в лес. Прозвучал выстрел, но я продолжал бежать. Побег удался.
Решил пробираться на восток - на Псковщину. Днем спал в кустарнике, а ночью шел. Питался хорошо. В колодцах находил молоко и масло, а иногда пробирался и в подвалы, где хранились разные продукты. Так продолжалось восемнадцать дней, а на девятнадцатый меня постигла неудача. Проходя поздно вечером около одного хутора, я набрел на группу эстонских мальчишек, собирающих малину. Детишки сообщили обо мне полицаям, находившимся на хуторе. Я был схвачен и доставлен обратно в лагерь Тапа.
За побег был избит и наказан карцером на двадцать один день. Мне выдавались сто граммов хлеба и кружка воды в сутки, поллитра "супа" на два дня.
В лагере Тапа я пробыл не более месяца, откуда нас всех, прибывших из лазарета, повезли в лагерь для военнопленных в местечке Вилейка, что в двенадцати километрах от города Вильно.
ДО ТАПА
Война
22 июня 1941 года репродукторы разнесли по всей стране весть о том, что войска гитлеровской Германии без объявления войны, вероломно вторглись на нашу территорию.
Я работал в то время землеустроителем облсельхозуправления и находился в Усть-Кубинском районе в командировке. Являясь командиром запаса, я срочно отправился в Вологду в горвоенкомат, где получил назначение на должность помощника начальника 13-го полевого прачечного отряда, который формировался в городе Череповце.
Через месяц наш отряд погрузили в эшелон и отправили в Ленинград, а оттуда - в Гатчину. Пробыв в Гатчине дней пять-семь, отряд получил распоряжение продвигаться к станции Мшинской и расположиться около нее у деревни Сорочкино.
Принимая во внимание, что отряд не входил ни в какую часть, командование решило ходатайствовать о включении его в какую-нибудь воинскую часть, так как отряду стали отказывать в отпуске продуктов. Военный комендант станции Мшинской решил отправить отряд в сторону города Луги в район деревни Долговки в распоряжение 177-й стрелковой дивизии 41-го армейского корпуса. Отряд прибыл в указанное место. Но к тому времени город Луга уже был сдан.
Началось отступление, но не по шоссе на Ленинград, а на восток, по лесам и болотам. Решили пройти через деревню Чащу и выйти на железную дорогу Москва-Ленинград. Когда подошли к Чаще, она уже была занята немцами и путь на восток был отрезан. Тогда командование приказало изменить курс и двигаться на север, к Ленинграду.
Запасы горючего иссякли, машины и технику решено было уничтожить. Питанием служили сырое конское мясо и клюква.
Утомленные и истощенные бойцы, не спавшие несколько суток, еле двигались.
Наконец 10 сентября вышли к реке Оредеж, где и расположились лагерем. Вынужденная остановка продолжалась несколько дней. 15 сентября ранним туманным и холодным утром началась переправа. После форсирования реки образовались отдельные группы бойцов, которые и следовали дальше. Силы меня покидали. Начал пухнуть, ноги подчинялись плохо, болел уже двадцать дней, во рту не было ни крошки хлеба, но надежда на соединение с нашими частями не угасала.
При подходе к городу Слуцку (г. Павловск) наша группа была обстреляна из минометов и пулеметов и рассеялась. Мне с четырьмя бойцами удалось пробраться в город. На следующий день в Слуцк вошли немцы. Было предпринято несколько попыток выхода из города, но безуспешно. Ноги сильно распухли и при ходьбе причиняли страшную боль. 22 сентября 1941 года при очередной попытке выбраться из города я оказался в руках фашистов. Это был самый черный день в моей жизни.
Лазарет
Всех пленных привели на площадь у бывшего царского дворца. Их было очень много. Стоять я уже не мог и сел прямо на мокрую землю. Ноги распухли, как бревна, да и лицо из-за опухоли стало неузнаваемым. Видя мое состояние, товарищи посоветовали зайти в здание, где был расположен лазарет для пленных, обслуживаемый пленными врачами.
Раненые и больные валялись на голом полу, прикрытые своими шинелями. Смертность была очень высокая. Все, кто мог передвигаться, принимали участие в похоронах умерших бойцов. Раскапывали дерн, укладывали умерших и этим же дерном прикрывали их, отчего получалось возвышение на размер лежащего человека.
Во дворце лазарет просуществовал два дня, а затем всех раненых и больных перевели в здание железнодорожной школы, где на голом полу без лечения они провалялись дней пятнадцать. Кормили исключительно кониной.
В первых числах октября лазарет эвакуировали в тыл. Раненых и больных посадили в грузовые машины и повезли в южном направлении, в деревню Выру. Большинство привезенных разместили в здании бывшей школы, а остальных - в крестьянских домах, предварительно выселив из них местных жителей. Территорию лазарета огородили колючей проволокой и поставили часовых. Я попал в здание школы. Сначала ни коек, ни нар не было. На полу постлали солому, на которой вповалку разместили раненых и больных, оставив между рядами узкий проход шириной не более метра. 14 октября выпал снег. В помещении лазарета было холодно. Раненых и больных лечили наши пленные врачи и сестры, а санитаров заменяли выздоравливающие бойцы. Работа врачей была под контролем немецкого врача.
В первое время бани не было, белье не менялось, да и менять было нечего. Солома не обновлялась. Все это породило вшивость. Перевязки на ранах делались через двенадцать дней. Инструментов для проведения операций тоже не было. Не было и посуды.
Умирали не только от ран и болезней, но и от голода. Дневной рацион состоял из ста двадцати пяти-ста пятидесяти граммов эрзац-хлеба и пятисот граммов воды, заправленной листьями зеленой капусты.
Вдобавок ко всем бедам появился еще сыпной тиф, косивший без разбора больных и здоровых, не забывая и охраняющих немцев. Я думал, что тоже заболею, но, видно, не судьба. Тифом не заболел потому, что еще в 1918 году болел им, и организм мог бороться с этой болезнью. Жизнь подходила к концу, а умирать не хотелось. Пришлось распрощаться с наручными часами, единственной вещью, напоминавшей о доме. Я продал их повару, за что получил: три буханки хлеба, пятьсот граммов сыру, двадцать граммов комбижиру, пятьдесят граммов крупы "Геркулес" и около килограмма фасоли. Это для меня было целым состоянием. К получаемому голодному пайку стал прибавлять из имеющихся у меня запасов и постепенно начал немного поправляться.
Утренние обходы лазарета делал врач-немец. Неизменным спутником ему служила суковатая можжевеловая палка, которую он ежедневно пускал в действие, пробуя ее крепость на телах раненых и больных, а иногда и на лечащих русских врачах. Этот изверг был в лазарете около шести месяцев, а потом его куда-то перевели.
После прибытия нового молодого немецкого врача в лазарете произошли некоторые перемены. Появились двухъярусные нары, началась борьба с вшивостью.
К тифу прибавилась новая, еще более страшная болезнь - дизентерия, так называемый токсический понос, от которого смертность составляла почти сто процентов.
Пришла весна 1942 года, снег растаял, и во дворе лазарета появилась громадная яма, заполненная доверху водой. Этой водой умывались больные, стирали в ней свое белье и выливали туда разные нечистоты. В этой яме развелась масса лягушек, а на берегу появились "рыболовы". Так, каждый рыболов-лягушатник, наловив штук пятьдесят, начинал варить "уху". Не всем нравилось подобное кушанье, большинство предпочитало корни подснежника и щавель.
В конце апреля двое выздоровевших пленных сумели бежать, их поймали и на глазах больных расстреляли на лазаретном кладбище.
В июне 1942 года в лазарет прибыло большое пополнение из-под Мясного Бора, из частей 2-й Ударной армии, которой командовал предатель Власов. С прибытием пополнения с питанием стало еще хуже. Однажды в пищу больным были отпущены консервы - копченые рыбки. Чтобы они не достались больным, немцы признали их непригодными в пищу и решили уничтожить. Консервные банки были распечатаны, а их содержимое высыпали в лазаретную уборную. Изголодавшиеся больные ночью выловили из уборной выброшенную рыбу, промыли водой из ямы и... съели.
Меня в числе тридцати пяти человек зачислили в рабочую команду для заготовки дров. Ежедневно в шесть часов утра команда выстраивалась и под конвоем отправлялась за пять-семь километров в лес. В деревянных колодках идти было невозможно, ноги растирались в кровь, приходилось снимать колодки и топать босиком. Нарубленные бревна носили на плечах. Брались за бревно человек пятнадцать и шли к месту складок, иногда метров за двести. Работа для истощенных людей была поистине каторжной. Наступила осень, погода становилась холодная, ноги мерзли, хотя и были обмотаны шинельными лохмотьями. Во время обеденного перерыва собирали грибы, а придя вечером в лагерь, варили из них суп.
Изнурительная работа в лесу и вечное недоедание снова подорвали мое здоровье. Я вновь опух и был отправлен в лазарет.
В начале февраля 1943 года лазарет облетела радостная весть о разгроме немцев под Сталинградом. Группа из восьми человек, среди них был и я, стала готовиться к побегу. Все было готово, но рано утром, в день, назначенный для побега, нас всех забрали, повели на станцию Сиверскую, посадили в вагон и повезли в Эстонию.