Отец
Поскольку я был последним в семье ребёнком, то жил с отцом всего 13 лет – до поступления в Суворовское училище. Да и родитель в это же время умер.
Поэтому я не смогу описать своего папочку с точки зрения своего нынешнего возраста, а вот как мальчика – попробую.
До войны отец, вроде, был каким то комиссаром, потом военруком.
Самым большим подвигом в его жизни была, наверно советско-финская война. Воевал он миномётчиком и был удостоен аж двух медалей «За отвагу». Других подробностей не знаю, а папашка был не из тех, чтобы рассказывать, особенно ребёнку.
В Великую Отечественную отец не воевал – служил в НКВД, потом в МВД. После увольнения в запас работал недолго председателем правления сельпо, откуда был выдворен за пьянку, и остаток жизни (несколько лет) строил собственный дом, Не достроил – умер.
Отец мой невысокого роста, с очень пышной шевелюрой почти неседых волос. Взгляд тяжелый, давящий. Лицо сплошь в мелких красных прожилках, некогда не имело оно отблеска весёлости или хотя бы спокойствия.
Мрачность и угрюмость – постоянные. Про улыбку и говорить нечего. Может быть, раз в году, короткое: Хе-хе-хе, - и всё.
Ходил отец широким шагом, обязательно размахивая руками при этом. Сколько помню, носил постоянно остатки военной формы – наследство от службы в МВД. Была у него и коричневая кожаная куртка – это уже что-то из области комиссарства.
Кроме работы, отец активно занимался хозяйством: заготавливал дрова, копался в огороде, ходил по грибы и потом сам солил их, косил для козы сено, хотя молоко козьего в рот не брал.
Постоянным отцовским атрибутом был мундштук. Курил он очень много, ещё больше пил. А напившись, тут же превращался в дикого зверя.
Сначала орал: «Машка, дьявольщина!» - и тому подобное. Потом всех, кто попадался под руку, обкладывал десятиэтажным матом. Завершением этой дикой сцены была чья-нибудь проломленная голова.
Страшно доставалось матери – не один раз та заливалась кровью. Познал, что такое пробитая голова, и брат Алька. Бабушке отец сломал руку. Иногда родитель хватался за ружьё и охотился на нас, как на диких зверей, но до стрельбы по целям, правда, не доходило.
Спасаясь от отца-изверга, приходилось ночевать и на чердаке, и у родственников, и просто у знакомых.
Мать постоянно жаловалась куда-то, отец обещал, но всё повторялось как вчера, позавчера и год, и десять лет назад.
А мне было, наверно, тяжелее всех, потому что родитель лупил меня и тогда. Когда был абсолютно трезв. Например, за то, что поздно пришёл из школы, промочил ноги, получил цифру 3, вместо так нравившихся ему четвёрок и пятёрок.
Кстати, это и всё, что интересовало его в моей учёбе. Зато пинки, от которых по два-три дня невозможно было дышать нормально, увесистые оплеухи сыпались на меня то и дело. В этом, пожалуй, и заключалось всё отцовское воспитание.
Ненавидел ли я отца? Думаю. Что нет. Во мне и до сих пор нет такого качества, как ненависть, но панически боялся и очень любил, даже бурно радовался, когда свирепый родитель куда-нибудь уезжал.
А когда отец совсем ушёл в мир иной, я (да простит меня Бог) и вовсе воспрял духом
Автор: Кузьминский Николай Иванович