Раскулачивание деревни в 30-е годы XX века – одна из самых драматических страниц нашей истории. Происходило оно по какому-то страшному сценарию, разработанному в кабинетах на Лубянке. В январе 1930 года вышло Постановление ЦК ВКП (б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Кулаков, особенно из числа наиболее богатых, было намечено выслать в отдаленные районы Северного края, в Сибирь, на Дальний Восток. Организаторы террористических актов против колхозного строительства изолировались и подвергались наказанию. Часть кулаков, менее зажиточная, переселялась в границах районов своего проживания, но за пределами колхозов. Пропаганда большевиков доказывала, что и те, и другие, и третьи – классовые враги.
Число раскулаченных в стране точно не известно. По некоторым данным, оно составляет не менее 5 миллионов человек.
В общепринятом смысле кулаком считался тот, кто использовал наемный труд, но часто в кулаки записывали тех, кто имел хороший дом или две коровы, две лошади, а иногда и просто был неугоден кому-то из власть имущих.
Как правило, проводили раскулачивание уполномоченные райисполкомов и представители деревенской бедноты. Е. А. Соболева вспоминает: «Мою бабушку Надежду Зайцеву (она проживала в деревне Молоково Пятовского сельсовета Тотемского района) раскулачили, так как в деревне только у нее был опушен дом, да имела она две коровы. Никто тогда не слушал, что вторая-то корова принадлежала семье сына Андрея».
По инструкции ЦИК СНК СССР от 4 февраля 1930 года при конфискации имущества кулакам оставляли лишь предметы домашнего обихода, некоторые орудия труда для ведения хозяйства да продовольствие для семьи, денег до 500 рублей.
«На станции Добрынька Николаевской области всех погрузили в товарные вагоны, – вспоминает А. Ф. Юхник, – а вещи, кто что с собой взял, велели сложить в последний вагон. Все и сложили. Везли высланных на Север. На остановках подолгу стояли, из вагонов не выпускали даже в туалет. В дороге много умирало детей, стариков. Издевались, как хотели. Когда приехали на место, все вышли из вагонов и побежали в конец состава, чтобы забрать свои вещи. А последнего вагона не оказалось, где-то в пути отцепили. И остались люди на морозе кто в чем был! А февраль! Горе-то какое!»
«В Вологодском крае было намечено поселить 75 тысяч человек из 25 округов южных и центральных районов страны. Уже в феврале 1930 года эшелоны с репрессированными стали прибывать в Вологду. Разместили людей в Спасо-Прилуцком монастыре, в церквях, к тому времени закрытых. Мужчин партиями по 500-1000 человек отправляли в районы постоянного проживания для работы на лесозаготовках, сплаве, строительстве бараков. Женщины, дети, старики еще некоторое время жили в Вологде»[2]. Многие умирали от голода, холода, болезней, тосковали по родине, не понимая, за что и почему их выселили с родной земли.
Вспоминает Н. Коломоец (Котляр), высланная из Днепропетровской области: «В Вологде поселили в церкви. Там уже были сделаны четырехэтажные нары и находилось большое количество переселенцев. Мужчин вскоре забрали на лесоповал в Тотемский район, а женщины с детьми жили до конца апреля. Когда вселяли в нее, никто не хотел идти под алтарь, но под действием оружия заставили это сделать... Помнится, тогда много умирало маленьких детей, по 15-25 в день. Чем болели – не знаю. Полежат они два-три дня, и ... смерть»
Трагична была судьба спецпереселенцев, оказавшихся по воле судьбы в Тотемском районе.
На карте Вологодской области 1947 года красным карандашом подчеркнуты спецпоселения в Тотемском районе. Их, по данным Вологодского областного архива новейшей политической истории, предполагалось выстроить 65, а было построено 45. Документ «Об отведенных участках для расселения спецпереселенцев и количестве людей» свидетельствует, что для строительства поселков спецпереселенцев в Тотемском районе было выделено 47 840 га земли. 19 августа 1930 года заведующий строительно-переселенческим отделом Тотемского ЛПХ Покровский подвел итоги расселения людей по колонизированным участкам: № 6 – Чуриловский участок, № 8, № 15 – Вожбальский, № 13 – Пелыпменский, №14 – Пиньги, № 9 – Раменский, № 17 – Полюгский, № 12 –Толшменский. В этом же документе значится, что в 1930 году подлежало расселить в Тотемском районе 12 800 человек, 2560 семей, а фактически прибыло к месту 7000 человек. Вместо 568 бараков, которые должен был построить леспромхоз (далее – ЛПХ), было сложено в районе 175. Многие до места поселения не доехали.
В. Г. Смирнова (Юхник), родившаяся в поселке Брусная Чуриловского участка в 1940 году, пишет: «У моего отца Григория Андреевича Юхника была на момент раскулачивания семья – жена (девичья фамилия Крышка) и двое детей-близнецов. При переезде на спецпоселения на Север в Тотемский район жена и дети умерли».
Поселки в Тотемском районе расположены скученно, кольцом вокруг города. Ближайшими к Тотьме были трудовые поселки Чуриловского участка. Первый поселок, центральный, ближе к Сухоне, имел название Печенжица, так как он находится на берегу реки с таким же названием, второй – Брусная, третий – Лисья Горка и четвертый – Подгорная. «Высланными в основном были украинцы, – пишет в своих воспоминаниях заведующая школой трудового поселка Печенжица Чуриловского колфонда К. Лазарева, – жители Николаевской, Мелитопольской, Мариупольской областей». Поселки Чуриловского колонизированного участка, по свидетельству А. У. Осовской (Бойко), просуществовали с 1930 по 1947 год.
В Вожбальском сельсовете расселили «врагов народа» из южных областей в трех поселках: Нижняя Нореньга, Верхняя Нореньга и Еловец. Е. Д. Коренева вспоминает: «Когда нас привезли, поселили в бараке. После в нем были клуб и столовая. Мне очень запомнилось, что было сделано внутри: в три яруса настилы из обледенелых горбылей. Когда мы утром проснулись, одежда у нас была мерзлая. Народу было битком набито. Скамейки и столы были сделаны из этого же горбыля».
В Никольском сельсовете (участок ВОИСКий) тоже было 3 поселка: Малиновец на ручье с одноименным названием, Войница – на реке Воя и поселок Снежная (1930-1954). «Ссыльных привезли зимой на 30 санях, их расквартировали по деревне. Потом построили бараки, даже печей не было, делали землянки, кругом болота», – вспоминает Д. С. Микляев
Телеграмма из Усть-Толшмы (Толшменский участок) от 30 мая 1930 года: «Вновь прибыло 1500 человек. Переселенцы плохо устроены, есть вспышки тифа, нет медикаментов, положение со снабжением в ближайшее время будет критическим».
Муравьеве, Березник, Рябиновец – с такими названиями значатся спецпоселения в Толшмен-ском участке, расположенном на реке Войманге, правом притоке Сухоны (ныне – Великодворский сельсовет).
«Наша семья была из Херсонской области. Раскулачили в феврале 1930 года, привезли в поселок Рябиновец Тотемского района, высадили в лесу. Жилья не было. Дали топоры и пилы – строили шалаши, потом бараки», – вспоминает прошлое Гусар (Спасская) Нелли Густавовна.
Вниз по Сухоне, на левом берегу, на реке Б. Пиньга на карте еще один участок с таким же названием, что и река, а за рекой, севернее Пиньги, – Сельменьга.
Самое большое количество поселков спецпереселенцев (6) было на реке Пелыпме (Пелыпменский участок): Заречье, Холм, Осиновец, Греми-ха, Захаровский, Веселуха. По архивным документам, числится 13 поселков. Е. Мальцева пишет: «В этих поселках жило тогда трое русских: комендант, учитель Николай Васильевич Новоселов да моя мама. Вообще население поселков было многонациональным: украинцы, белорусы, греки, татары, немцы. Мама рассказывала, как в поселки зимой привезли детей казахов, среди которых было много обмороженных. Дети не понимали, куда их привезли, и спрашивали: «Зачем мы здесь?» После перевязки их отправили неизвестно куда».
Полюгский участок, расположенный на реке Полюг, до 1937 года входил в Тотемский район Северной области, сейчас это Бабушкинский район; бывший Раменский участок спецпереселенцев находится на территории Тарногского района.
По воспоминаниям очевидцев, архивным документам вырисовывается драматическая картина расселения «врагов народа» из южных областей на Севере, в Тотемском районе. Восстановить происходящее помогают документы:
«Информация о ходе работ по постройке переселенческих поселков кулаков в Пелыпменском колфонде по состоянию на 25 июня 1930 года.
Из намеченных к заселению 7 поселков расчистка усадеб, заготовка строительного материала производится в 6 поселках. Из 817 семейств переселенцев, подлежащих расселению, на отведенных участках имеется 250 семейств, остальная же часть раскидана в разных местах от мест расселения: 400 семейств находится в устье реки Пельшмы, в Лохотском сельсовете Кокшенгского района – 160 семейств, в деревне Дмитриевской Матвеевского сельсовете – 100 семейств».
Далее архивный документ рассказывает, что «непосредственно занято на работах постройки бараков 600 человек, заготовлено бревен 1905 штук, произведены земляные работы и заложено бараков в 3-х поселках в количестве 5-ти штук». Цифровой анализ позволяет сделать вывод: планировалось расселить людей в 9 поселках на Пелыпменском участке, выстроить 160 бараков, а фактически к моменту расселения не было построено ни одного, а к середине лета 1930 года заложено 5.
Герасим Устинович Бойко
Уполномоченный Тотемского леспромхоза «Северолес» Адеев 29 июня 1930 года докладывает: «Снабжение продуктами питания идет бесперебойно ... Заброска основных продуктов питания производится беспрерывно...», а другой документ, датированный 19 июля 1930 года, свидетельствует «о неудовлетворительном положении по снабжению переселенцев хлебом и другими продуктами, обеспечивающими нормальные жизненные условия переселенцев».
Президиум Вологодской ОК ВКП(б) (протокол № 10 от 19 июля 1930 года), заслушав доклад Кичигина «О спецстроительстве спецпереселенцев, постановил:
«Категорически предложить правлению Северосоюза под личную ответственность председателя т. Красавцева, уполномоченного Союзхлеба и зам. зав. торготделом т. (фамилия неразборчиво) немедленно устранить имеющиеся недостатки.
Одновременно с этим в 3-дневный срок выявить действительную потребность хлеба и других продуктов для снабжения спецпереселенцев, наличие остатков хлеба и других продуктов на местах, после чего немедленно командировать представителя Союзхлеба т. Мороз или представителя Северосоюза т. Красавцева в центральные органы для получения специального фонда для снабжения спецпереселенцев, обеспечив немедленную заброску в места постоянного расселения...
За бездеятельность и непринятие решительных мер по обеспечиванию успешности хода строительства начальника колонизированной партии т. Кичигина с работы снять и просить ОК ВКП (б) выделить более энергичного товарища».
Трудно начиналась жизнь переселенцев в трудовых поселках вдали от родины. Выжить могли только сильные.
«Два дня жили под открытым небом, – вспоминает Н. Коломоец. – Потом соорудили шалаши из тонких елочек, покрыли их еловой корой, дверцы тоже сделали из нее. Вот так и произошло новоселье.
Кругом был сырой лес. Пришлось расчищать площадь под поселок. Подрубали корни у дерева, затем корчевали его. Только потом нам выделили бригаду из местных мужчин. Начали строить бараки...».
В ГУ «Вологодский областной архив новейшей политической истории» сохранились чертежи бараков на 8 семейств, полезная площадь которых составляет 229,62 м2. Для каждого семейства полагалась 1 комната площадью 22,9 м2». Между комнатами – перегородки из жердей в стояк. Печи: 2 русские – с плитами на очагах, с котлами для кипячения воды – и две голландские». Такими должны были быть жилищно-бытовые условия переселенцев, но на самом деле «в комнате помещалось по две семьи. Топили русскую печь, находившуюся в коридоре. А по стенам бежали капли воды, т. к. бараки были построены из сырого леса. Пришлось сделать печки..., – продолжает Н. Коломоец (Котляр). – Работали не только мужчины, но и женщины. Организовали женскую бригаду, занимавшуюся переноской кирпича, а затем прорубкой дороги. До этого никто из нас не умел владеть ни топором, ни метлой. Но жизнь заставила – приспособились быстро. До обеда работаем, а потом сядем, поедим печеной рябины, поплачем, да и песню собственного сочинения споем : «На Украине сады цветут, травы зеленеют, а мы живем на севере, где снега белеют ...».
Была ужасная тоска по родине, словами ее не выразишь ... Недовольство выплескивать было нельзя. Комендатура повсюду наставила своих людей – «шептунов», осведомлявших о настроении спецпереселенцев».
На самом деле за высланными следили строго. Каждый день переселенцы должны были отмечаться в регистрационном листе. Комендантам для руководства направили «Тезисы для проведения бесед со спецпереселенцами Северного края». Вот некоторые из них:
«3. Возможности для развития сельского хозяйства в Северном крае весьма велики. Особенно велики они для развития молочного животноводства. Обилие лугов и пастбищ даст возможности разводить лучший молочный племенной скот. Недаром Северный край является родиной холмогорской коровы. Не менее большие возможности в крае имеет льноводство. Северный лен – лучший лен в СССР. Хлебороб Северного края, помимо занятия сельским хозяйством, имеет большие возможности для заработков на промыслах: лесозаготовках, сплаве леса, реки, озера и моря дают возможность переселенцам извлекать значительные подсобные средства на этих промыслах.
6. Государством на колонизационные работы для вселения спецпереселенцев затрачиваются громадные средства, поэтому ошибочно думать, что спецпереселенцы высланы сюда на время – на год, два – они остаются в Северном крае навсегда.
7. Никто не скрывает, что в первый год на необжитых участках могут быть трудности и были недочеты первоначального обслуживания: перебои в снабжении в отдельных случаях продовольствием, плохие жилищные условия и т.д., но эти трудности зависят в большой мере от спецпереселенцев. Опыт работы показывает, что имеются спецпереселенцы, которые вполне сознательно для себя работают: строят постройки, производят строительство дорог, работают на освоении колфондов и т. д., бережно (не расхищают) относятся к инструментам и вверенным ценностям. Некоторые спецпереселенцы уже устроили для себя дома и занялись спокойной оседлой жизнью.
Разъединение семейств с их главами вызвано было тем, что главы семейств переводились ввиду крайней необходимости леспромхозами с места на место и привозимая семья в отдельных случаях попадала не в тот участок, но все без изъятия семьи будут соединены со своими главами в ближайшее время.
9. Советское правительство, проводя эти мероприятия, ни перед чем не остановится, а если потребуется, то примет решительные меры против пытающихся тем или иным путем подорвать или сорвать успешное проведение в жизнь мероприятий.
Александра Устинова
Со всеми спецпереселенцами, которые бегут с мест вселения, занимаются вредительством, расхищают вверенное имущество, будут приниматься решительные меры – вплоть до заключения в исправдом и лагерь и для особо злостных – вплоть до применения расстрела...».
Анализ документов позволяет сделать вывод, что жизнь в поселках спецпереселенцев была очень тяжелой. Выстоять могли только сильные и выносливые люди.
К. Лазарева вспоминает о поселках Чуриловского участка: «На поселке было много молодых, здоровых мужчин, под стать им и парни: Миша Федченко, Саша Цыгельный, Володя Шаповаленко, Гриша Нетреба, Вася Синкевич, Алеша Авдеенко. Не стояли в стороне и деды. Был такой дед по фамилии Хахатва – настоящий богатырь... Жаль, что этого силача постигла нелепая смерть – его убило молнией во время грозы.
Днем в поселке не увидишь ни одного взрослого: все на работе. Всем спецпереселенцам к тому времени (1934) отвели участки земли, на которых они выращивали помидоры, картофель, кабачки, капусту...».
К середине 30-х годов почти на всех участках стали организовываться сельхозартели.
«В декабре 1934 года отменили карточную систему, жить высланным стало легче: хлеб можно было покупать без нормы.
1935 год. Уже можно было без разрешения коменданта съездить в Тотьму. Многие хозяйки весной побывали в городе, накупили козлят, – пишет К. Лазарева, жившая тогда в поселке Печенжица Чуриловского участка.
В распоряжении артели был скотный двор, кузница, мельница и даже небольшая электростанция. Все сделано своими руками. Еще в Тотьме мало кто пользовался электричеством, а у нас поселок освещался полностью!
Отношение к переселенцам к тому времени заметно изменилось. Началось восстановление их в избирательных правах. Не всех, а отдельных, особо отличившихся. Документы об этом вручал комендант или сотрудник НКВД на общем собрании. Получая их, мужчины не могли сдержать невольно появившихся слез! Это были слезы радости, слезы обиды. За что их сорвали с родных мест, чтобы потом снова вернуть отнятые права?».
Пребывание на Тотемской земле спецпереселенцев оставило след в экономике и культуре района.
Уже в конце 1930-х годов большинство высланных семей встало на ноги.
О жизнедеятельности поселков Усть-Печенгского сельсовета рассказывает А. У. Бойко: «Основное мужское население поселков занималось заготовкой и вывозкой леса, постройкой бараков. Лес вывозили на нижний склад поселка Чуриловка. Была построена подвесная железная дорога на болотах, строились лежневки.
На полях, разработанных самостоятельно силами спецпереселенцев, выращивали богатый урожай зерновых, бобовых; сажали овощи: морковь, капусту, свеклу. На поселке было большое парниковое хозяйство: выращивали огурцы, помидоры. Парники делали на земле, закрывали рамами и матами из соломы. В личном хозяйстве держали коз, овец, а в общественном были коровы, лошади, быки (для хозяйственных нужд). Мой папа, Устин Григорьевич Бойко, вместе с семьей Крамаренко держал пчелиные улья. Между 3 и 4 поселками была лисья ферма, куда мы, дети, бегали смотреть черно-бурых лисиц. В поселке Брусная была большая кузница, где работал кузнецом Крамаренко дядя Яша с подручными. Помню, спецпереселенцем Федько была построена на поселке украинская хатка с хорошим садом, куда мы бегали за фруктами (угощали всех). А спецпереселенец Хижняк вырастил большой сад в поселке Подгорная: яблони, вишни, сливы, была и клубника».
«На Толшменском участке в 1934 году были созданы три сельскохозяйственные артели: «Малиновец», «Войница» и «Снежная», а в 1939 году был образован колхоз «Объединение», первым председателем которого был М. А. Воленко. Хозяйство быстро разбогатело. Люди работали не покладая рук...
Перед войной председателем стал В. Е. Каминский. Это был замечательный руководитель, прекрасный хозяин. При нем колхоз стал одним из лучших в районе. Во время войны оставшиеся на поселках женщины, подростки, старики чем могли помогали фронту. Колхозники собрали 202 тысячи рублей на танковую колонну. Лично В. Е. Каминский внес 15 тысяч рублей. За это колхозники даже благодарность от Сталина получили».
Как трудились так называемые «враги народа», говорят награды. Павел Александрович Жадан, проживавший в Никольском сельсовете, на-
гражден орденом Ленина и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». «Спецпереселенец П. А. Жадан трудился в годы войны трактористом в Шахто-Печенгском лесопункте, вывозил с сентября по март по 12 тысяч кубометров леса»[24].
Таким образом, героическим трудом на благо Родины спецпереселенцы доказали, что они не были «врагами народа», а были большими тружениками, внесшими посильный вклад в экономику Тотемского района.
О том, как отдыхали спецпереселенцы, вспоминает бывшая учительница школы в поселке Печенжица К. Лазарева: «Вечером собирались в клубе, где всегда было многолюдно: пели, танцевали.
Ах, как они пели! Женщины и девушки становились в кружок, а Вера Луценко сильным, красивым голосом запевала. А когда доходили до слов: «Я ж тебя, рыбонька, аж до хатыночки сам на руках пиднесу», – вливались мужские голоса (мужчины сидели на скамейках).
И знаете, какой чудесный получался хор! Казалось, что песня льется, как река в полноводье. Одухотворенные, с задумчивым взглядом, певцы не только выговаривали слова песни, а каждый мысленно видел родную Украину, привольные степи, утопающие в зелени хутора...
Молодежь ставила спектакли, что было единственным развлечением, кроме танцев.
Чтобы занять досуг детей, в школе организовали четыре кружка: физкультурный, драматический, хоровой, рукодельный...».
Впоследствии учащимся школы все это пригодилось. В 1937 году 18 выпускников Чуриловской семилетки подали заявления в Тотемское педучилище, и все поступили, хотя конкурс был большой (поступали абитуриенты из пяти районов).
Как и все, переселенцы защищали Родину в годы Великой Отечественной войны. Вернулись домой немногие. Смертью храбрых погибли Петя Кравцов, Шура Шматко, Шура Нетреба, Кузьма Авдеенко, Митя Лебедев и многие другие.
Своим поведением, отношением к делу люди, называемые «врагами народа», доказали преданность Родине, показали могучий дух, высокую культуру.
После окончания войны переселенцам был дан выбор: хочешь – оставайся в поселке, хочешь – возвращайся на родину.
В Чуриловских поселках, несмотря на то, что люди жили зажиточно, никто из переселенцев не остался. Уехали в 1947 году. Остались после украинцев разработанные поля, покосы, жилье да могилы.
По воспоминаниям жителей Никольского сельсовета, «с комендатуры сняли вначале украинцев, немцев позднее. Некоторые уехали еще в 1947 году В 1954 году был разрешен выезд оставшимся. Поселки опустели».
Сейчас на месте поселков ничего нет: ни на Вожбале, ни в Чуриловке, в других местах — все затянул лес.