1 – вьюшка, 2 – загнёток, 3 – запечье, 4 – заслонка, 5 – зеркало, 6 – лежанка, 7 – опечье, 8 – печурки, 9 – под, 10 – припечье, 11 – свод, 12 – труба, 13 – устье, 14 – чело, 15 – шесток
Русская печка — семьи кормилица. Как встанет поутру хозяйка, так первым делом начинает растапливать печку. Ставят в печь три больших чугуна: первый – для щей, второй – для каши, третий – для всех остальных надобностей. Торопилась хозяйка печь затопить да чугуны поставить, чтоб еда для всех была. Елена Васильевна Бунина из деревни Кузьмино Захаровского сельсовета рассказывает из воспоминаний своей бабушки Клавдии Васильевны: «Бывало, бригадир по деревне ходил, наряды раздавал, так кто с утра не успел обрядиться с хозяйством, с печью, у того он водой огонь в печи-то заливал, чтоб на работу шли. И шли ведь, работали! А потом вечером – вся семья и вся скотина голодные...». А еще Елена Васильевна и ее сестра Екатерина Васильевна вспоминают, что все углы и стороны печи свое название имели. Например, правая сторона печки «глядела» на дом соседки Катерины, так эта сторона и называлась «Катерининской». А если левый задний угол «глядел» на угор, то и назывался «Угорным» и т.д. Было это придумано для удобства: чугунов в печи много, кто-нибудь из домочадцев спрашивает хозяйку, в каком чугуне картошка, например, а хозяйка и отвечает: «А в том, что на «Угорном» – это, чтобы во все чугуны заглядывать не пришлось, чтобы нужный чугун быстрей отыскать.
Весь день печка пыхтит-старается. В ней хозяева и себе картошки наварят, и скотине кормов запарят. Каша в печи кипит, молоко топится, хлебы пекутся-подрумяниваются. В деревенских семьях хлеб на всю семью хозяйка сама пекла, а для малых детишек – сдобные калачи, блины да пироги разные. Ни в какой электрической или газовой духовке таких вкусных, «душевных» пирогов не получится! Вот хлебы поспеют, пора их из печки вынимать. Усадит хозяйка малышей подальше, чтоб не обожглись. Тем, кто в печку заглянуть норовит, пригрозит: «Не лазь, а то Вува укусит — вишь язычком-то грозится!». Потом заслонку отодвинет и начнет вытаскивать хлебы один за другим – весь стол заставит. Под конец самый маленький хлебец из остатков теста вытащит – оскребышек. Он у нее в уголок завалился. Все малыши «оскребышек» ждут не дождутся, просят наперебой: «Мне оскребышек!». Хозяйка никого не обидит – всем даст по кусочку. Ребятенки едят, обжигаются, хлеб нахваливают.
Овощи и грибы на зиму тоже в печи сушили. Для этого их очищали от земли, мыли, резали на крупные куски, варили до средней готовности. Затем резали на тонкие ломтики, расстилали на металлических противнях и сушили в русской печи после того, как испечется хлеб. Хлеб отнимает сильный жар, и сушки не сгорают и не при
Вид русской печи.
На печи сушили обувь вперемешку, а утром каждый из домочадцев брал свою пару обуви. Это делало семью крепче.
Вид русской печи сверху и сбоку
стают к железному листу. Сушка идет день, а порой и ночь. Но сушат не до хруста, а до полутвердого состояния, когда паренки начнут шуметь при сдвигании. После охлаждения их ссыпали в мешок и хранили. Из сушеных овощей и грибов не только супы варили. Морковь, например, вместо заварки настаивали и чай из нее пили. А малыши эти сушечки-паренки любили так просто есть, вместо сладостей, и называли ирисками.
От печки теплый жар струится, вкусным и сдобным калачом тянет, угольки светятся да горницу освещают.
Зимний день погас, как свечка,
Будто вовсе не горел,
На колени перед печкой
Встану: «Матушка, согрей!
На тебя одна надежда,
Печка-матушка, сейчас
Выручай: зима, похоже,
Извести решила нас».
Стоит только чиркнуть спичкой
Заструится алый шелк,
Спички хоть и невелички,
Но в работе знают толк.
Оживет изба, задышит
На березовых «хлебах»,
Вот ведь – стены есть и крыша,
А без печки не изба ...
Анастасия Тарбаева
Прижмутся дети к теплой печке да и рассказывают друг другу волшебные сказки. На печи стар и млад длинные зимние вечера коротают, сказками да прибаутками друг друга тешат. А как соберется в избу народ повеселиться, то им сверху на гостей любо-дорого поглядеть. Отсюда и наряды, и уборы хорошо видны, все пляски да игры можно повысмотреть: благо, что многие забавы молодежью у печки затеиваются. Недаром говорят про начало всякого дела: «От печки плясать». Так печка и избу освещала. В жаротоке всегда уголек тлеет, на светце, что к печи прибит, лучина потрескивает. А в печном столбе есть место для огнива или спичек.
После мороза да нелегкой работушки всех на печку тянет, как к весеннему солнышку. Вот почему кто ни разу в деревне не бывал и настоящую русскую печь в глаза не видывал никогда не поймет, почему в старину говорили: «На печи – все красное лето!» А про жизнь безбедную да легкую: «Лежи, дескать, на печи да ешь калачи», – все равно, как в раю, значит! Кому же после этого на печи полежать да понежиться не захочется? «Хлебом не корми, только с печки не гони, – скажут. – Так бы весь век на печи и царствовал». Да только тут уж до безделья и лени недалеко. Кто весь век на печке лежит, тому немного почету: «Эх, – говорят про него, – Лень да Отек!»
Спали на печи, грелись, одежду и обувь на ней сушили. А кого хворь одолеет — нет лучше снадобья, чем на печи лечиться. Печь не только теплом сухим лечила, а еще и глиной своей. Глинолечение – самый древний метод в целительстве. В России глиняный порошок давали детям при изжоге, смоченную в хлебном квасе глину прикладывали к голове и телу от тифозной горячки, при сильном жаре к пяткам ставили компресс из глины с уксусом. Лечатся и желтой, и голубой, и белой, и красной глиной. Наружное применение глины использовалось при кожных заболеваниях, ушибах, вывихах, переломах, артритах, радикулите, остеохондрозе, бессоннице, варикозе, катаракте, головной боли, облысении, даже мастопатии! А внутреннее применение (глиняный порошок в воде) использовали для лечения ангины, кашля, диабета, переутомления, для выведения шлаков, повышения иммунитета, укрепления зубной эмали, улучшения пищеварения ... Теперь становится понятным, почему наши предки были гораздо здоровее и спокойнее современных жителей цивилизованных городов: они жили у печки, спали на ней, дышали ее теплом, а некоторые любители иногда даже «ели» ее – отковыривали и ели глину. Иными словами, они использовали ее для применения наружного и внутреннего.
Как говорят старожилы, трудно вылечиваемый гайморит русской печке тоже под силу: надо сесть перед затопленной печью, чтоб лицо находилось перед челом, и посидеть так некоторое время. Воздух в печь затягивается, и из носа всю болезнь тоже вытягивает. Я сама пробовала так лечиться – помогает! Да и сидеть перед печью любо-дорого: теплом тело разморит, огонь приятно успокоит. На ум приходят слова А. С. Пушкина: «...трещит затопленная печь. Приятно думать у лежанки...». Видимо, для великих русских поэтов и писателей печка была еще и источником вдохновения.
Для того чтобы простуду из тела изгнать, в русской печке прогревались, парились. Прасковья Андреевна Канина (92 года) из Сараевского сельсовета рассказывает: «Надевали на себя тужурки, залезали в истопленную печь и сидели там, грелись. Вылезали — пот градом катился. Так вылечивались».
А еще в русской печке мылись. Только печь та была больше размерами. Таких печек баенных уж мало где можно увидеть. Настелет хозяйка в
печь чистой соломы, поставит чугунок с горячей водой – и лезут в печку наперегонки детишки, каждому хочется поплескаться в печном пару да потереть друг другу спинку липовой мочалкой.
Воробьева Софья Алексеевна из деревни Ушакове рассказывает: «Печь топили, закрывали вьюшки, потом она выстаивалась. Стелили на под солому, залезали в печь и грелись. Прямо там и мылись. Заслонку при мытье закрывали. Потом сокатывалисъ на полу у печи – «на улице». У той печи чело было большое, можно было и двоим мыться». А Прасковья Андреевна из Сараева вспоминает, что «ванну подавали на печь, в нее всю лопоть с себя снимали, и лопотъ мокла, пока челядешки в печи мылись. А потом ее стирали тут же щелоком: пепел в платочек завяжут, опустят в воду — и мыла не надо. Для мытья ковер из соломы аккуратненький плели, на нем мылись, его и перед печью стелили, когда споласкивались». Упомянутый Прасковьей Андреевной щелок готовят и сейчас в нашем районе и используют для стирки белья даже в машинах-автоматах вместо рекламируемого «Калгона». Ведь щелок воду смягчает, белье отбеливает, цветное белье делает ярче. Моя мама, Лобанова Елена Аркадьевна, варит его так: берет чистую золу от березовых дров (нельзя, чтоб в печи жгли пластик, целлофан ...), насыпает ее до половины ведра, заливает горячей водой и дает вскипеть. Остужает. Когда щелок отстоится, счерпывает его, не взбалтывая, разливает в стеклянные банки (в пластиковые бутылки нельзя!), а потом использует.
Маленьких детей мыли в печах с добавлением щелока, парили веником. От щетинки заваривали тесто либо на дрожжах, либо без и лепили колобок. Потом катали по распаренной спинке ребенка, при этом на тесто налипали грубые волоски. Мыть в печи ребенка было удобно: и тесто на кухне, рядом, и по холодной улице из бани нести не надо. Веник считался оберегом от злых сил. Парили, приговаривая заговоры. При ополаскивании, например, такой:
«Водица-водица, вода-лебеда, с гуся вода, с лебедя вода, с раба Божьего (имя) свались вся худоба!»
Печь — это своеобразная граница между реальным миром и миром невидимым, потусторонним, миром «нечистых». В избе есть «запечный» житель – Домовой. Он за печкой ухаживает, сковородки серебрит да ночью, когда все спят, сладкие сны навевает. Считается, что надо изредка оставлять возле печки блюдечко с водой и крупой – для домового. Никто, говорят, кроме домового, не знает хорошо домашнего хозяйства. Домовой (его еще «суседком» зовут) в доме главный хозяин. Когда в новый дом переселяются, его тоже с собой зовут: «Суседушко-доброходушко, иди к нам жить, добро копить!» Если «суседке» в доме понравится, у хозяев и скотина хорошо вестись будет, и добро-богатство не будет переводиться.
Кошки и собаки у домового в любимчиках ходят. Он и сам порой может котом обернуться, да так начнет по подполью шастать – все мышки-воришки со страху по углам позабьются! Да и хозяюшке тоже забота – только успевай кринки с молоком от озорства такого подале прятать, а то, глядишь, к утру одни одонки останутся. Кот любит печку, любит спать на ней. Когда в доме печь ставят, для кошки специальный уголок в печке выкладывают. Называется этот уголок печурка. А «живет в печурке кошурка».
Могли домового вызывать: «Суседушко-батюшко, выйди на Русь!» (Русью светлое место зовется). Ждут-пождут, ничего не видать. Тогда, кто посмелее, скажет: «Суседушко-батюшко, вынь и затаится. Тут уж совсем боязно станет. Все на печку глядят, ждут, когда «суседко» огонек покажет. Долго молча сидят, не шелохнутся, пока кому-либо глаза «суседки» не покажутся. Ворожит ребятня пока понарошку, а вот взрослые девушки, сказывают, настоящее гадание устраивают в «нежировой» избе, где никто давно не живет. Туда в полночь идут не крестясь и нательный крест обязательно снимают, а то не «поблазнит», то есть ничего не увидишь. В избе этой надо залезть на печку, свечу зажечь и ставить ее на голбец (подполье), а потом на свечу через дугу лошадиную смотреть и приговаривать: «Дьяво, дьяво, явись вьяво!»
А уж если какие коровушки в лесу заплутают и домой к вечеру не воротятся, то хозяйка сначала в печку, в трубу покричит: «Ксыте, коровушки, домой!» Они и придут. А девушке, у которой не получалась пряжа, бабушки советовали: «Ты заутра-то поутру пораньше встань, смотай свои нитоцки в клубоцек, стань спиной к пецке, этот клубоцек церез левое плецо брось в устье и скажи: «Матушка-пець, науци меня престь, нитки мотать, сновать и ткать». Тогда уж тоцно пойдет на лад».
А еще, чтобы в семье лад был, надо обувь всех домочадцев вечером на печи вперемешку ставить,
а наутро чтобы каждый сам свою пару обуви брал. Говорят, от этого семья крепче, все друг за дружку держатся. Не зря в старину говорили: «Печь — нам мать родная». Она и накормит, и обогреет, и хворобу прогонит, и спать положит. А коли встретится доброхот, который тебя словом приветливым обласкает да горю твоему поможет, про такого скажут: «Ну словно у печки погрелся, человек-то какой хороший!»
Вот и получается, что у русской печки много «профессий».