Степан смекнул раздуть в загнете огонек и зажег у божницы двавосковых свечных огарыша. Из обитого железными полосами сундука онвынул скатерть белей снега, с яркой вышивкой. В избе от свечей искатерти посветлело. Петр осмотрелся вокруг. Вдоль прокопченныхбревенчатых стен - широкие лавки. Над лавками - полавочники, на нихдеревянная посуда, пучки нечесаной кудели и расписная прялка, налицевой ее стороне - солдат с девкой в санях катятся на тройкетонконогих лошадей.
Петру, бывавшему в путях-дорогах, видавшему всякие виды, ничегоздесь удивительного не было. Все, как положено в крестьянстве: и ушатс водой и деревянным ковшом, и глиняный рукомойник над вонючейтреногой лоханью, и саженное полотенце с петушками, а в закуткеогромная печь, и уже пахнет палеными перьями ощипанного и жарящегосяна сковороде петуха. Слуги царские принесли и расставили на скатертипоходную серебряную посуду, тарелки, чарки, еду всякую, семгу длинойво весь стол и анисовку в графинах. Степан изловчился незаметноприодеться: натянул кропаные штаны, рубаху с вышивкой, пояс - кисти дополу.
- Не робей, Степан, будь хозяином, давай с нами по чарочке, засчастливую встречу с государем на Двинской земле.
Чокнулись звонкими чарками Петр с хозяином, с Меншиковым тоже.Налили по другой, закусили ломтями жирной нельмы, Петр спросил:
- Как тут живется, Степан, чем обижены?
- Ничем и никем, царь-государь. Двина под боком, рыба непереводится. Земля не плодовита, хлебов не хватает, прикупаем уустюжан. Дорогонько. Пуд ячменя по два алтына... Да ладно, как-нибудь,бога не гневим, пробиваемся.
- А что у вас семья-то, только двое с женой?
- Четверо нас, царь-государь, два сына как ушли с осени на всюзиму крепость Новодвинскую строить, так и не ворочались. Пашни у менямало, я и без сыновей управился...
- Ну, Степан, давай по третьей за твоих сыновей. Дело ониделают!..
Петр налил еще по чарке. И задержался, устремив острый взгляд набожницу. Там, рядом с Ильей Пророком, он увидел большой медныйвосьмиконечный крест. Подошел, снял с полки:
- Откуда такой староверский?
- Прадедко мой у сольвычегодских медяников на медвежью шкурувыменял, поди-ка годов сто назад.
- Аввакумовского толка и его поклонения, - заметил царь, -видишь, титло поверху: не "царь Иудейский" сказано, а "царь Славы".Патриарх Никон такие кресты запрещал. А по мне, все едино - сколькоконцов у креста и что написано. Молись любому. Я и сам грешный, читаюмолитву пред богом, а в голове другие думы: как там наши солдатики -шведов побивают или их самих бьют? Но, слава богу, хорошие вести идутпокамест с рубежа свейского. Так, Степан, и мужичкам поведай. Смотри,сколько их около твоей избы столпилось.
- Как же им не толпиться, царь-государь, всем на вас глянутьхочется, словцо услышать, милость наша...
Петр поставил крест на божницу:
- Молись этому, Степан, таких больше не будет. Запретил яизводить медь на кресты и складни. Медь нам на пушки надобна. Отшведа, как от черта, ни крестом, ни пестом не отобьешься, с ним единолишь пушками разговор вести. Ну, по чарочке...
- Погодите, родненькие, петуха несу! - выкрикнула хозяйка,румяная баба, держа на сковороднике сковороду, а на ней в клокочущейсметане изрезанное на куски пахучее жаркое. - Отец, приготовь место настоле, подложи доску.
- Кажись, смак есть, - понюхав жаркое, сказал Меншиков.
- Преотличная еда, - не пробуя, заметил Петр и протянул Анисьечарку водки.
Та взяла, прижала к груди чарку, задумалась.- Пей, Онисья, грех такое угощение не принимать, пей, - настаивалСтепан.
- Будьте здоровы...